Сходная биография антикварных вещей прослеживается в советском обществе на протяжении всей его истории. Процесс антикваризации начинается после революции 1917 года. В 1920-1930-е годы происходит постепенное разрушение первого утилитарного контекста использования вещей. Этот процесс связан с национализацией и организацией государственных музеев. Важным фактором явились и социально-структурные трансформации этого времени: изменение статуса представителей бывших эксплуататорских классов , появление новой социальной иерархии и, соответственно, новых символов принадлежности к этой системе. В новом обществе прошлое и его знаки, каковыми стали вещи дореволюционной России, отбрасываются.
В 1920-1930-е годы старые вещи уничтожаются как чуждые советскому строю и идеологии, как признак обывательщины . Особо ценные из них продаются за границу и рассматриваются в качестве способа получения средств для социалистического промышленного строительства. Изъятие ценных вещей у граждан осуществляется директивно, путем конфискации, и позже - опосредованно, через сеть магазинов Торгсин, учрежденных в 1931 году. Изъятая, согласно Постановлению о разрешении местным советам реквизировать мебель в частных квартирах нетрудовых элементов и частных конторах для нужд советских учреждений , годная к употреблению мебель рассматривается утилитарно. В годы военного коммунизма она централизованно распределяется в новые советские учреждения и квартиры нуждающихся государственных деятелей, а также рабочих и служащих. В Петрограде в это время существует центральный мебельный лагерь при жилищной коллегии, откуда советские организации могли заказать необходимые предметы интерьера12. Социальное перемещение вещей происходило также в связи с организацией коммунальных квартир и вселением в бывшие господские апартаменты с обстановкой людей других социальных категорий. Репрессивные меры по отношению к представителям бывших эксплуататорских классов вынуждали последних продавать свое имущество, чтобы обеспечить себе средства к существованию. Дальнейшее перемещение вещей в 1930-е годы осуществлялось в связи с действиями НКВД, конфисковывавшего имущество осужденных и высланных. Кроме того, социальное перемещение вещей было обусловлено организацией советских музеев в 1920-1930-е годы.
Тем не менее процесс разрушения контекста первоначальных значений дореволюционных вещей не завершается окончательно. Вторая половина 1930-х годов, а особенно послевоенное время характеризуются стремлением к домашнему уюту, приватности, спокойствию, основанному на стабильности быта. Дореволюционные предметы находят место в интерьере квартир советских граждан. Эти предметы адекватно вписываются в эклектичную стилистику быта 1930-1940-х годов.
Массовое изменение восприятия дореволюционных вещей происходит в 1960-1970-е годы. Его причиной можно назвать появление новых эстетических течений и новых представлений об организации быта, что, в свою очередь, было обусловлено политическими изменениями. Новая политика воспринимается как культурная критика сталинизма, что находит отражение и в повседневной жизни советских граждан. Идею противостояния прошлому обслуживает новая эстетика 1960-х: одежда, архитектура, мебель, манеры поведения. Эта эстетика связывается в сознании людей со стремлением к новому быту , суть которого - организация жизни людей по стандартам, соответствующим коммунистическому обустройству жизни: свет, чистота, экономичность использования пространства.
Новая мода, основанная на принципах минималистской эстетики (простых геометрических формах), вписывается в общий настрой прогресса, стремления к новому быту и борьбы с мещанством. Старые предметы, составлявшие повседневную обстановку квартир, оказались больше не просто не модны, но даже предосудительны, как нечто чуждое советскому строю. Старые вещи в обыденном сознании обесцениваются. Они в качестве хлама попадают на свалки. Старинные громоздкие комоды, секретеры, диваны и картины заменяются новой современной мебелью и другими предметами интерьера.
Следующим важным фактором, обусловившим изменение восприятия старых вещей, оказывается жилищная политика. В 1957 году выходит постановление Совета министров О развитии жилищного строительства СССР - начинается небывалое по масштабам возведение современных квартир. Новые дома соответствуют идеологическим и эстетическим требованиям времени. Подчиненные целям экономии затрат, габариты новых квартир значительно уменьшены по сравнению с теми, которые поддерживались существовавшими ранее строительными нормами, и, тем более, по сравнению с габаритами квартир в домах дореволюционной постройки. Старая мебель, соответствовавшая масштабам дореволюционных квартир, не помещалась в новых домах. Старинные шкафы, столы, горки для посуды не входили в узкие двери хрущевок , не помещались на маленьких кухнях.
Стилистическое изменение привело к тому, что дореволюционные вещи, пережившие войну и блокаду, прежде воспринимаемые утилитарно, теряют эту функцию. Этот процесс подкрепляется также успехами экономики, начавшей справляться с дефицитом потребительских товаров, характерным для экономики 1920-1940-х годов и послевоенного периода. Жительница коммунальной квартиры рассказывает в интервью, как менялось восприятие старых вещей в 1960-е годы:
[...] Люди въезжали в новые квартиры [...]. Хлам оставляли в старой квартире. Какие-нибудь старые жильцы, старики со старушками, хозяйственные мужчины в надежде, что они построят когда-нибудь свою дачу, что они все это увезут на дачу. Все это жилье превращалось даже не знаю во что. Везде это было. Выкинуть это было невозможно. Люди так тяжело наживали это в этой жизни, что расстаться с чем бы то ни было... [...] В один прекрасный момент, я помню, бум в коммунальной квартире, когда появилась первая советская мебель. И все это, настоящая красота эта, настоящее дерево. Все эти туалеты, все эти дубовые шкафы, кровати, которые еще остались и которые еще не стопили в блокаду, жить-то на чем-то нужно было. И появились эти сервантики, кресла-кроватки такие, кресло-диван на ножках. [...].
И когда появилась возможность, у нас была комната 10, 70, образовалось 70 сантиметров за счет того, что вынесли печку, и там стояла эта кровать и огромный стол, и роскошный туалет красного дерева. Я своими руками, когда появилась возможность купить этот сервантик, кресло-кроватку и диванчик этот маленький, в сторону откидывался. Оказалось, что комната стала волшебная просто. Еще пластмассовая посуда плюс ко всему появилась [...] Это казалось верхом. То есть война кончилась, народ зажил богато, мы пришли уже к вершине цивилизации, коммунизм наступил, вот еще немножко и уже мебель .
Старая мебель начинает осознаваться как неудобная. Новая мебель производит переворот. Во-первых, она оказывается более удобной, комфортной и красивой. А во-вторых, она связана с такими понятиями, как будущее , коммунизм , и, тем самым, обозначает разрыв в восприятии времени, отказ от прошлого. Дореволюционные вещи утрачивают не только свои эстетические, но и утилитарные функции. Поэтому можно предположить, что в это время в массовом сознании они окончательно теряют первый контекст использования и переходят к следующим биографическим этапам - этапу девальвации и этапу нового использования или новой ценности.
В этот же период 1960-1970-х годов намечается дифференциация потребительских ориентаций. Массовая тенденция связана с ориентацией на потребление модных, новых товаров. Потребление длящихся предметов, каковыми являются дореволюционные вещи или предметы искусства, становится уделом немногих. В следующем отрывке из интервью можно обнаружить свидетельство этой дифференциации.
Было такое время, когда я работала в Институте Х. И, естественно, моя зарплата оставляла желать лучшего. Это был как раз период, когда в комиссионных магазинах, комиссионных... мебели, антикварных магазинах, по каким-то причинам, социальным причинам [...] стало появляться невероятное количество, невероятного качества мебель, фарфор, картины, антиквариат. Очевидно, мода менялась. [...].Это был конец 70-х годов, начало 80-х. Можно было приобрести все, что угодно. И я приобретала .
Использование старых вещей в интерьере может также рассматриваться как своего рода вид стихийного протеста граждан в условиях жизни в новых жилых стандартизированных микрорайонах, которые активно строятся в 1960-1980-е годы. Именно так оценивает данную тенденцию архитектор в этот период времени:
Как эпидемия вспыхивающие увлечения стариной, народным творчеством и этнографическими мотивами , наконец разросшееся увлечение китчем, - все это формы стихийного протеста против стерильности, бездушности кем-то комплексно запланированного окружения, мало что говорящего о душе отдельно взятого конкретного человека .
Последний, третий, этап антикваризации и новой ценности старых вещей связан с реформами 1990-х годов. Результатом реформ стала общая культурная трансформация советского общества, которая сопровождалась появлением новых статусных позиций, стилей жизни, стилей потребления, а также разрушением прежней диспозиции культурных вкусов. Для нашего исследования наиболее важным оказывается появление новых элитарных социальных слоев. Обычно новые элитарные слои выделяются на основе вида деятельности (предпринимательство, инновационная деятельность) и дохода. Для целей нашего исследования представляется более полезным использование описания класса в терминах стиля жизни и субкультуры, которые помогают описать потребительские предпочтения. Так, финский социолог Йохан Бекман полагает, что классовое расслоение согласно рыночной позиции и экономическому капиталу привело к резкой дифференциации не только доходов, но и стилей жизни20.
Довольно сложно точно определить место элитарного и массового потребления в реформируемом обществе, так как в нем присутствуют чрезвычайно различные стили жизни, а культурная компонента социальной стратификации не всегда соответствует ее экономическому или профессиональному основанию. В этой ситуации антикварные вещи становятся частью одной из возможных элитарных потребительских моделей, которая вписывается в общий элитарный стиль потребления, и, тем самым, находят новый контекст значений.
