Пару лет назад, когда я искала материалы по истории семьи Фаберже в одном из государственных архивов, его директор неожиданно с возмущением заявила: «Кто бы подсчитал, во что эти Фаберже обошлись России! Один только Агафон вывез за границу мешок, набитый царскими бриллиантами! Мне это известно из надежного источника».
«Надежным источником» оказался сотрудник ФСБ. При встрече со мной он не скрывал, что «сенсационную» информацию о царских бриллиантах почерпнул... из двух доносов, присланных в ОГПУ в конце 1920-х годов. Других доказательств преступной деятельности Фаберже у него не было.
Агафон – второй сын известного ювелира Карла Фаберже – при жизни немало пострадал от клеветы. Да и после смерти клеветники не оставляют его в покое.
Бриллиантовая жизнь
Агафон Карлович Фаберже родился в 1876 году в Петербурге. После окончания элитарной школы Петер Шуле и гимназии Видемана учился у отца и мастеров фирмы оценивать драгоценные камни. А далее – фантастический карьерный взлет: в 22 года он становится экспертом Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, затем оценщиком Ссудной казны. По доверенности отца выступает оценщиком Кабинета его императорского величества. Одновременно участвует в делах семейной фирмы – вместе с отцом и братом Евгением руководит работами по изготовлению царских регалий и ювелирных изделий для членов императорской семьи.
После успеха на Всемирной выставке в Париже в 1900 году фирма Фаберже становится поставщиком многих венценосных особ. Агафон, владевший пятью иностранными языками, не однажды представлял фирму при королевских дворах Англии, Швеции, Норвегии, Сиама. Без преувеличения можно сказать, что он был королем среди экспертов и экспертом для королей.
В 1897 году Агафон женился на дочери богатого рижского купца Лидии Трейберг. Молодые совершили свадебное кругосветное путешествие, во время которого Агафона пленил Восток. Через десять лет в России он считался одним из лучших знатоков искусства Индии, Китая, Японии, а его богатейшая коллекция вызывала всеобщее восхищение.
Агафон Карлович у дома в Левашове, разграбленного впоследствии большевиками
После рождения у Агафона четвертого сына в 1907 году отец подарил ему дачу в Левашове, под Питером. Современники не зря называли эту дачу «малым Эрмитажем», ибо украшали ее антикварная мебель, старинные ковры и гобелены, фарфор и бронза, гравюры, иконы, миниатюры, скульптуры. Здесь же находились два совершенно уникальных собрания – драгоценных камней и марок.
Ручные гранаты от Фаберже
В 1916 году Агафон уходит из отцовской фирмы и открывает в Петрограде антикварный магазин. На первый взгляд этот поступок объясняется просто. С началом Первой мировой войны мастерские Фаберже изготавливали ручные гранаты и артиллерийские гильзы, да еще скромные портсигары, кубки, значки, которыми награждали солдат. С драгоценными камнями практически никто не работал, и Агафон остался не у дел. Но в действительности, как установил исследователь и биограф Фаберже Валентин Скурлов, его уходу предшествовали драматические события.
В ту пору на фирме пропала крупная сумма денег, при этом кража была обставлена так, что обвинили в ней Агафона. Оскорбленный недоверием, он не только ушел из фирмы, но перестал общаться с родственниками. Карл Фаберже, учредивший тогда вместе с несколькими сотрудниками акционерное общество, наделил акциями трех сыновей – Евгения, Николая и Александра, а Агафона обошел.
Гостиная дома Фаберже на Мойке (Санкт-Петербург)
Забегая вперед, скажу, что только спустя десять лет стало известно, что деньги похитил человек, бывший доверенным лицом Карла Фаберже. Позже при ликвидации фирмы он присвоил бриллианты и ювелирные украшения, а также средства, которые Карл Густавович перед своим отъездом за границу выделил для помощи старым и немощным мастерам. Заботу о голодающих стариках взял на себя Агафон.
После февральской революции 1917 года антикварная торговля шла у Агафона Карловича бойко. Состоятельная публика, покидая Россию, распродавала раритеты. В покупателях – миллионерах-нуворишах – недостатка не было. Октябрьский переворот, начавшийся грабежами, заставил Фаберже временно закрыть магазин.
В апреле 1918 года Петроградская ЧК получает донос – Фаберже похитил из Зимнего дворца мебель и другое царское имущество. Пришлось с документами в руках доказывать, что старинные комоды и бюро, китайские и японские вазы, часы и канделябры были куплены у графа Бенкендорфа, квартировавшего в Зимнем дворце, и вывезены с разрешения дворцового коменданта еще в начале сентября 1917-го.
Карл Густавович Фаберже
В июне 1918-го Агафон снова открывает в Петрограде антикварный магазин. Террор, развязанный большевиками после убийства Урицкого, заставляет его тайно переправить в Финляндию жену и пятерых сыновей. Не сделай он этого, два старших сына, успевшие повоевать в армии Юденича, были бы расстреляны. Сам Агафон остается в Петрограде в надежде переправить за границу наиболее ценную часть своей коллекции, спрятанную в тайнике на даче.
Когда в декабре 1918 года власти закрыли все антикварные магазины, Агафон устроился переводчиком в датское посольство. Через полгода по новому доносу он был арестован чекистами и обвинен в спекуляции. Устраивая в голодном Петрограде сытные завтраки для писателя Максима Горького и наркома Луначарского, он якобы пытался продать им по завышенной цене драгоценные безделушки, принадлежавшие датскому коммерсанту Плуме. Фаберже как «особо опасный элемент» отправили в концлагерь «до окончания войны».
Через месяц после ареста Агафона до сотрудников Эрмитажа дошла весть о плачевной судьбе его дачи. Вандалы изуродовали и поломали все, что не смогли унести. В сентябре местные власти нашли на даче вход в потайную комнату, набитую ценностями. Их без акта и описи увозят люди Григория Зиновьева.
Больше года Агафон Карлович провел в концлагере, где его, как «буржуазную контру», трижды водили на расстрел. Страшные пытки и голод не прошли даром, 44-летний моложавый мужчина превратился в седого, больного старца. На свободу, по амнистии, вышел гол как сокол: из имущества – драное пальто да картина, припрятанная у знакомых. Приклонить голову негде, квартиру и дачу реквизировали. Приютила его Мария Борзова. В прежние времена большеглазая красавица Машенька была бонной у младших сыновей Агафона. Заметив, что муж очарован девушкой, жена ее рассчитала.
Счел ли Карл Густавович брак сына с бонной мезальянсом, или же он не мог забыть его дерзкого разрыва с родственниками, но только в 1920 году, незадолго до смерти, он завещал долю Агафона в фирме его сыновьям от первого брака.
На службе у Советов
В конце 1920-х годов власти привлекают Фаберже к срочной секретной работе – оценке большой партии бриллиантов. После подписания мира с Эстонией большевики нашли канал для контрабандного вывоза золота и драгоценных камней (ими собирались расплачиваться за продовольствие и товары, закупаемые на Западе). В Ревель на подпольный аукцион съехались купцы-евреи. Узнав, что большевики привезли бриллианты «ведрами», они решили сбить цену и отказались покупать камни. Горе-продавцы в истерике телеграфировали Ленину, что эксперты намеренно завысили цены и камни продать невозможно. Фаберже арестовали по обвинению в саботаже. И расстреляли бы, если бы не нарком внешней торговли Леонид Красин. Прибыв в Ревель, тот стал обрабатывать купцов поодиночке. Приглашал на обед и как бы невзначай говорил: «Вот пока вы, голубчик, колеблетесь, Рабинович за вашей спиной уже купил бриллианты». Подозревая друг друга в кознях, купцы быстро раскупили камешки.
Несмотря на это Агафона из тюрьмы не выпустили. Чекисты, узнав о связях Фаберже с сотрудниками финской дипломатической и консульской миссий (среди его друзей были министры Антти Хакцелл, Рафаэль Хакарайнен, Паово Хюннике и другие), задумали сделать из него агента. Вышел он из тюрьмы только после того, как дал подписку работать на ГПУ, но, не желая брать грех на душу, сознался во всем финским друзьям. Те, понимая сложность ситуации, решили выручить старого знакомого и стали снабжать его ничего не значащими сведениями.
Какое-то время Агафон не мог устроиться на подходящую должность. Помог академик А.Е. Ферсман, пригласивший его на работу в Комиссию по изучению производительных сил России (КЕПС) при Академии наук.
В конце 1921 года Гохрану для описания коронных драгоценностей потребовались хорошие специалисты. Замнаркома финансов А.М. Краснощеков уговаривал Фаберже и еще нескольких питерских экспертов заняться этой работой, но те не соглашались. Памятна была им недавняя расправа: расстрел 18 сотрудников Гохрана, обвиненных в хищениях. К тому же экспертам не хотелось попадать в зависимость от государства, нэп позволял им неплохо зарабатывать и на вольных хлебах.
Фаберже, входивший в пятерку лучших геммологов России, хорошо знакомый с царскими сокровищами, Наркомату финансов был нужен позарез; ему сулили огромный оклад, уговаривали три месяца. И тогда он, набравшись смелости, рискнул выдвинуть условие: ему возвращают шестикомнатную квартиру, мебель, антиквариат и коллекцию марок. Лев Троцкий, возглавлявший засекреченную «Комиссию по изъятию ценностей», лично приказал вернуть Агафону Карловичу конфискованное.
В марте 1922 года в Оружейной палате эксперты, возглавляемые Ферсманом, открыли сундуки с царскими сокровищами. Составленный ими каталог надолго попал в спецхран, ибо уже летом 1923 года началась тайная распродажа уникальных ювелирных изделий.
Но на этом работа в Гохране для Фаберже не закончилась. Хранилища были завалены мешками с конфискованными драгоценностями. Их пытались продать на Западе, но эмигранты-владельцы, узнав свои вещи, срывали аукционы. Тогда было решено «раскурочить» изделия и сбыть по отдельности золото и бриллианты. Оценкой камней занимался Фаберже и чуть не ослеп от их блеска.
Фотографии супругов Фаберже – Агафона Карловича и Марии Алексеевны, сделанные для паспортов сразу после их бегства в Финляндию
В 1923-1927 годах Агафон трудился уполномоченным Гохрана по Петрограду (Ленинграду). В глазах окружающих семейство жило по-царски – огромная квартира с роскошной обстановкой, муж зарабатывал столько, что жена могла сидеть дома, за сыном Олегом, родившимся в 1923 году, ухаживала нянька. Никто не догадывался, что супруги пребывали в постоянном страхе: а вдруг чекисты узнают правду об «агентурной деятельности» Агафона. Мучительное ожидание беды сказалось на здоровье Марии. И тогда Фаберже задумал бежать за границу. Но прежде он постарался переправить туда ценности.
Постепенно друзья-дипломаты перевезли в Финляндию коллекцию марок, табакерок, монет, несколько ковров и картин; нашли рыбаков-финнов, которые пообещали помочь с переходом границы. Декабрьской ночью 1927 года по замерзшему заливу на санках семью перевезли в Финляндию. Красногвардейцы, обстрелявшие беглецов, ранили только Агафона.
Марочное благополучие
Полгода семья жила в гостинице, потом купили большой особняк в пригороде Хельсинки, на острове Бренд. Пока дом перестраивался, семья совершила путешествие, посетив Германию, Францию, Италию, Эстонию и Латвию. После реставрации дом превратился в роскошную виллу (антикварную мебель для нее купили в Париже) с цветочными газонами, с бассейном и теннисным кортом. Позже у Фаберже появился автомобиль.
То и дело к ним приходили соотечественники с одной и той же просьбой: помогите! Участливый Агафон Карлович, знавший, что такое нужда, почти никому не отказывал. Небольшие деньги жертвовал без отдачи, крупные суммы давал взаймы, но... под честное слово. Деньги мало кто вернул.
«Благодаря помощи наших верных друзей, отцу удалось начать новую жизнь в Финляндии на привычном уровне, – вспоминал сын Агафона Карловича Олег Фаберже. – Однако такое простое объяснение нашего хорошего материального положения не годилось для тех, кто любит совать нос в чужие дела, и для кого сплетни являются основным хобби. Правда была слишком бесцветной и неромантичной для маленьких людишек с длинными языками, а поскольку мы были выше всего этого и не считали себя обязанными отчитываться перед кем бы то ни было, вскоре после нашего приезда... в эмигрантских кругах распространился следующий слух: оказывается... в мешке, что во время нашего бегства находился на четвертых санях, находились вовсе не зубные щетки и мыло, а он был битком набит бриллиантами!!! (Как жаль, что это не было правдой!)»
Злопыхатели не только распускали слухи, но и слали доносы в ОГПУ о том, что Агафон привез царские бриллианты, что он торгует марками, украденными из питерского Музея почт и так далее.
Узнав о мерзких слухах, Агафон Карлович испытал большое потрясение и прекратил общаться с бывшими соотечественниками. Исключение составили старые испытанные друзья.
Ни о каких царских бриллиантах, украденных Фаберже из Гохрана, конечно же, не могло быть и речи. После хищений 1921 года Гохран был реорганизован Яковом Юровским. В затылок экспертам дышали одни чекисты, другие производили внезапные дневные и ночные ревизии-налеты.
Деньги у семьи Фаберже появились от продажи марок. Но Агафон не воровал их в Музее почт, куда его приглашали как эксперта в 1918-1920 годах. Марки он стал собирать в девять лет. Долгие годы был членом Петербургского общества филателистов, о его собрании – одном из лучших в России – ходили легенды. В 1920 году, когда коллекцию передавали в музей, в ней насчитали 311 447 экземпляров! Как уже было сказано, по приказу Троцкого филателистическую коллекцию Фаберже вернули.
В Финляндии друзья советовали Агафону продать на международном аукционе наиболее ценные марки. Полученный капитал обеспечил бы безбедное существование семьи. Но Агафон Карлович не хотел разорять свое собрание, надеялся, что найдется богатый человек, который купит сразу все ценные марки и, Бог даст, завещает их музею. Вопреки советам друзей, он поделил коллекцию на две части, главную и второстепенную. Продажа части второстепенных марок дала ему средства на покупку дома и поездку за границу. (Крупную сумму при этом присвоил ловкач-адвокат, вернуть ее не удалось.) Ремонт и благоустройство дома требовали значительных средств, и Агафон Карлович взял взаймы у друзей.
В 1933 году Фаберже привез в Вену на международную выставку главную часть коллекции. «Выставленные отцом марки произвели в филателистическом мире сенсацию мирового уровня. Экспозиция «Россия», «Русский Левант», «Русская земская почта», «Царство Польское» и «Великое княжество Финляндское» содержали множество марок, о существовании которых до выставки ничего не было известно», – вспоминал Олег Фаберже.
Коллекционеры кусали локти от зависти, увидев редкие почтовые знаки староитальянских государств, Аргентины, Норвегии, Нового Южного Уэльса... И тут же англичане предложили Агафону Карловичу заем в 18 000 фунтов под марки, которые должны были храниться в Лондоне. Из-за долгов он вынужден был согласиться.
Расплатившись с друзьями, Фаберже попытался собрать средства для выкупа марок: заложил дом, мебель, но денег не хватало. Тогда он передал знакомым для продажи в США четыре старинные скрипки, восемь резных фигурок фирмы Фаберже (они принадлежали семье Николая II, а в 1920-е годы Агафон купил их в комиссионке) и жемчужное ожерелье жены. Знакомые исчезли. Впоследствии один из этих людей открыл в Нью-Йорке антикварный магазин.
Собрать нужную сумму не удалось, а тут еще началась Вторая мировая война, связь с Англией была утеряна. И коллекция была распродана по частям практически за бесценок. В 1940 году семья была вынуждена покинуть свой особняк, который был продан с молотка, и снять скромную квартиру. С долгами Агафона Карловича после его смерти в 1951 году постепенно расплачивался сын.
«Яичный» детектив
Олег Агафонович Фаберже у портрета отца
В конце XX века интерес к изделиям Фаберже возрос необычайно. На аукционах Кристи и Сотбис простая рамочка для фото уходила за десятки тысяч долларов, а «Ледяное» пасхальное яйцо было продано за 9 миллионов. Подобный спрос породил индустрию подделок, как искусных, так и примитивных. Одновременно появилось немало людей, выдающих себя за знатоков Фаберже. Вот что писал об одном из них в своих воспоминаниях Олег Фаберже: «Несколько лет назад вышла в свет книга, написанная неким Гезой фон Габсбургом, который считает себя экспертом по Фаберже. Страстно желая сообщить читателям нечто новое, этот «эксперт»-самозванец, поверив ложному слуху, назвал моего отца автором нескольких подделок, изготовленных, по его мнению, в Хельсинки. Этот «эксперт» пребывал в полном неведении относительно того, что мой отец никогда не был ювелирным мастером, что он никогда не имел и не возглавлял никакой мастерской в Хельсинки и что финские профессионалы... никогда не участвовали в изготовлении подделок!»
Позже Габсбург прислал письмо с извинениями, но опубликовать свое опровержение отказался. Олег Фаберже счел заявление Габсбурга оскорбительным для памяти отца и сам разослал соответствующие письма антикварам, коллекционерам, искусствоведам и т.п. Но «знатокам Фаберже» неймется и сегодня. Не без их участия Агафон Карлович недавно оказался главным действующим лицом в детективной истории.
Фирма Фаберже в 1885-1917 годах изготовила для царской семьи 50 пасхальных яиц. Известна судьба 42 шедевров, остальные исчезли в революционные годы. Поэтому находка в 2002 году императорского пасхального яйца в Минералогическом музее имени А.Е. Ферсмана стала настоящей сенсацией. Но прежде чем я расскажу о закулисной стороне этого открытия, немного истории.
В 1922 году главный художник фирмы Франц Бирбаум писал Евгению Фаберже: «Если вы помните, яйцо синего стекла, на котором было инкрустировано (бриллиантами. – Авт.) созвездие того дня, в котором родился наследник. Яйцо поддерживалось амурами из серебра и облаками матового горного хрусталя. Если не ошибаюсь, внутри были часы с вращающимся циферблатом. Изготовление этого яйца было прервано войною. Готовы были амуры, облака, само яйцо с инкрустациями и пьедестал был не окончен. Куда все это подевалось, понятия не имею и при последнем моем посещении дома (речь идет об особняке Фаберже в Петербурге, на Б. Морской, где находилась мастерские. – Авт.) после разгрома никаких следов этой работы не видал».
В 1925 году по инициативе академика Ферсмана на базе ленинградского Геологического музея был образован Минералогический музей. Его главный хранитель В.И. Крыжановский, задумав пополнить фонды, обратился к организациям и частным лицам с просьбой передать изделия из камня. Агафон подарил музею вазу из горного хрусталя работы мастеров Фаберже, фрагменты вышеописанного пасхального яйца и 300 драгоценных и поделочных камней. Большинство камней – недорогие вставки для ювелирных изделий, но были и великолепные аквамарины, цветные бразильские топазы и прочее. (Можно предположить, каким образом пасхальное яйцо попало к Агафону. В 1918 году Карл и Евгений Фаберже, чтобы избежать конфискаций, передали на временное хранение верным людям часть фирменных ювелирных изделий, часть заготовок находилась у мастеров фирмы. Позже хранители могли передать их Агафону, поскольку из Фаберже он единственный оставался в России.)
Штат Минералогического музея был невелик, сотрудники трудились над созданием новых экспозиций, поэтому многочисленные поступления и дары официально описывались, то есть заносились в инвентарную книгу, не сразу. К примеру, КЕПС передал изделия Фаберже в 1925 году, а описали их в 1927-м и т.д. До подарка Агафона Карловича руки дошли только в 1928 году.
«Наши сотрудники далеки от искусствоведения, поэтому никто не догадывался, какую ценность представляют собой две полусферы синего стекла и обработанный кусок кварца, – рассказывала мне заведующая отделом драгоценных и поделочных камней Минералогического музея Марианна Чистякова. – Долгие годы это хранилось в сейфе. В 2000 году к нам за консультацией заглянул известный антиквар. Разглядев полусферы с кварцем, стоящие на подоконнике, он обмолвился: «Вы даже не подозреваете, чем владеете». «А вы скажите, и мы будем знать». «Как-либо потом», – пообещал антиквар. Затем он появился в музее вместе с экспертом Габсбургом.
Вскоре сотрудникам музея стало известно, что их завхоз продал этому самому антиквару старинную изумительную люстру буквально за гроши, предварительно списав ее как малоценную. Разразился скандал. Сотрудники музея пытались найти управу на шустрого завхоза, но тот во всех кабинетах размахивал должностной инструкцией, составленной бывшим директором музея. Антиквар вернуть люстру отказался...
Неожиданно до сотрудников музея дошел слух о том, что антиквар хвалился знатокам Фаберже, дескать, он знает, где находится последнее императорское пасхальное яйцо – у бывшего сотрудника Минералогического музея, но тот просит за него дорого.
Не о музейном ли завхозе шла речь в данном случае? Ведь именно у него была возможность списать полусферы и кварц в «малоценку», а затем продать их, как люстру.
«Позже нам стало понятно, что слух этот антиквар распространял намеренно. Он понял, что в музее хранятся фрагменты подлинного императорского пасхального яйца», – рассказывала Марианна Чистякова.
Но после скандала завхоз из музея ушел. А фрагменты яйца заинтересовали искусствоведа из Музеев Кремля. Когда же они попали в руки Татьяны Мунтян, главного хранителя коллекции Фаберже Оружейной палаты, та сразу атрибутировала находку. Зарубежные антиквары признали подлинность яйца «Созвездие цесаревича» после получения из музея копии записи в инвентарной книге.
В ноябре 2003 года, когда яйцо «Созвездие цесаревича» уехало в Мюнхен на грандиозную выставку, до Москвы дошел недобрый слух. Внучка Агафона Татьяна Фаберже, изучив копию записи в инвентарной книге, якобы заявила, что в 1928 году ее деда уже не было в России, следовательно, он не мог подарить яйцо музею, и при желании она может вернуть его через суд...
Отсудит она яйцо или нет, еще неизвестно. Горько другое – кто-то в очередной раз пытается очернить Агафона Карловича, распуская слухи о его «патологической скупости», в силу которой он никак не мог преподнести музею столь щедрый дар. Олега Фаберже уже нет в живых, и в защиту его отца выступить теперь некому...
