Сегодня критиковать соцреализм — дело не хитрое. Даже всех его представителей скопом, да еще и вполне аргументированно. Вопрос навскидку о сути новаторства соцреалистов, скорее всего, повиснет в воздухе — уж очень оно неочевидно. На поверку же вал «плохой живописи» — это результат долгой селекционной работы, промывания мозгов и кистей, угрозы политических и экономических репрессий для двух поколений советских художников.
Лидеры русского авангарда, горячо поддержавшие революцию, вряд ли могли представить, что новая власть даст им лишь пять-семь лет вольницы, пока не разберется с более острыми проблемами. А потом с отнюдь не рабоче-крестьянской расчетливостью начнет насаждать новую религию, в которой не будет места не только прежним храмам и пастырям, но и «иконы» потребуются другие. Кто поверит или впишется в новую систему — того озолотят, а кто усомнится — того в лучшем случае отправят на «пароходе истории». Так, предельно ясный сигнал к «отплытию» прозвучал в 1922 году, когда Наркомпросом была ликвидирована Комиссия по созданию Музея живописной культуры, «кураторами» которой были, в том числе, Роберт Фальк, Василий Кандинский, Натан Альтман, Владимир Татлин и Александр Родченко. Пройдет еще два года, и новая комиссия, возглавляемая, в числе прочих, Петром Вильямсом, бывшим студентом Кандинского и Машкова, проведет «чистку» музейных работ и выдаст предписание на уничтожение порядка пятисот ранее отобранных произведений. «Неправильное» искусство, по мнению революционных «искусствоведов», олицетворяли работы абстракциониста Кандинского, «амазонок» Розановой, «валетов» Кончаловского и Лентулова1 и других. Понятно, что Ленин со Сталиным и другие видные большевики модернистов не понимали и не жаловали. Так, терпели, пока те думали, что служат делу революции.
Тотальная расправа с художественным инакомыслием началась позже, в начале 1930 - х. Технология была отработана: крестьян к тому времени уже загнали в колхозы, пришло время строить колхоз и для художников. В 1932 году партия принимает решение о роспуске всех художественных объединений и формировании профессиональных творческих союзов. Позже, чтобы не было сомнений, чем именно художникам нужно в дальнейшем заниматься, был сформулирован метод соцреализма. Впредь искусство должно было работать только на идеологию. Канон от ереси отделили быстро. Партии требовались самоотверженные трудовые подвиги, а не творческие эксперименты.
А что происходит с художником, когда ему начинают указывать, что и как писать? Особенно, когда он видит расправу над отступниками от «линии»? Правильно — начинает писать строго «канонические» вещи, минимально уязвимые для партийной критики. Так родится соцреализм. Несколько лет «промывки кистей», и следующее поколение художников уже и не вспомнит, что можно рисовать по-другому, не будет тосковать по мнению заочного зрителя, осознает свою роль хорошо обеспеченного винтика дорогой пропагандистско-медийной машины. Что, в общем-то, и произошло.
Впрочем, трагический налет на судьбы талантов, скованных тоталитарной идеологией, содержит элемент лукавства. Советская власть ценила и хорошо вознаграждала верную армию художников. Леонид Шишкин подчеркивает, что ни в одной стране мира, ни в один исторический период в художников не было инвестировано столько средств, как в СССР. По приблизительным оценкам, в период 1945–1970 гг. в Советском Союзе было подготовлено 3–4 тысячи художников. Все бесплатно. Преподавателями были признанные мастера старой закалки; учили качественно и долго, по шесть лет. Пока страна расхлебывала послевоенную разруху, молодые художники получали студии, квартиры. На полную мощь работала система государственных заказов — суть авансированная оплата работ. Художник был в привилегированном положении: пока все ходили на работу к семи-восьми, попадая в тюрьму за опоздание, пока жили в коммуналках и получали грошовые зарплаты, художник творил в своей студии и материальных затруднений не испытывал. Если перевести все в деньги, то получатся, наверное, миллиарды долларов, вложенные государством в свою медийную машину. «Это, конечно, не могло не дать вала всякой дряни, которой положено было появиться, — отмечает Шишкин. — Во все кабинеты лениных нужно написать и все столовые завесить». Но и представить, что деньги были потрачены полностью впустую, тоже сложно. Не мог же не сработать переход количества в качество: среди тысяч хорошо обученных живописцев не могла не появиться сотня-другая талантливых художников. Пусть для того, чтобы создать свои вольнодумные «покровские ворота» им приходилось регулярно играть дзержинских
