Казалось бы, аукцион — справедливый рыночный инструмент, позволяющий оценить реальную стоимостную ценность произведений. Кроме того, зачастую аукцион позволяет продавцу получить максимальную цену за выставленную вещь, что в конечном счете поднимает общий ценовой уровень художника. Выше цены — выше доходы. Чего же в этом плохого? Но, оказывается, для рынка современного искусства вся эта логика, прекрасно работающая для антиквариата, не так уж безупречна.
Опросы галеристов, проведенные западными изданиями, показывают, что аукционы они, мягко говоря, не жалуют. Как и сами художники. Почему? Не лукавство ли это?
Аргументация приблизительно следующая. Аукционы часто способствуют «разгону цен». Нередко цена, достигнутая на аукционе, существенно, на 30–60 %, превышает сложившийся галерейный уровень, что способствует общему повышению уровня цен. Но художнику с галеристом не нужны резкие скачки, они хотят, чтобы продажи носили не разовый спекулятивно-сверхприбыльный характер, а постоянный и по справедливым с их точки зрения ценам. Повышение должно происходить, но плавно и обоснованно.
В противном случае, что делают высокие цены? Они резко сужают круг покупателей, на которых ориентируется художник, то есть тех людей, которые тратят, скажем, 30–90 тысяч долларов в год для регулярного пополнения своей коллекции на 1–3 работы; они подрывают залог устойчивости, позволяющий развиваться и художнику, и галерее. Им же нужно расширение круга коллекционеров, склонных владеть работами, а не спорадическое повышение цен за счет активности спекулянтов. Что происходит, если работа в галерее стоит 25 тысяч долларов, а сопоставимая вещь на аукционе вдруг достигает цены 250 тысяч? Правильно — в галерею устремляются спекулянты, которые покупают только с целью перепродажи на аукционе (этот специфический бизнес «купил в галерее — побежал на аукцион» называется flipping). Возникает ценовой дисбаланс: спекулянт получит сверхдоход, аукционный дом получит комиссию и галочку об успешной продаже, ряд коллекционеров обрадуется теоретическому росту стоимости своей коллекции. Но если тот же коллекционер принесет назад в галерею ранее приобретенную работу и попросит продать ее по завышенной цене, апеллируя к итогам аукциона, то галерист просто не сможет этого сделать. Словом, в стратегическом плане необоснованный подъем цен на разовых продажах может привести к падению продаж, завышенным ожиданиям покупателей, росту числа непроданных работ, ухудшению репутации галереи и художника. Словом, «дутые» цены рано или поздно «выстрелят», что не соответствует ни интересам художника, ни интересам галереи, ни интересам продавца.
Как всегда, кроме финансового, в этом вопросе существует и «романтический» аспект. Татинцян отмечает, что художники не хотят даже, чтобы их галерист предлагал работы с аукциона: «Во-первых, они могут выставить их и без тебя — им постоянно звонят представители аукционов. Художникам не нравится, что аукционы не преследуют педагогических целей: презентации автора, сути его творчества, часто включают в каталог непроверенные и ошибочные данные». Действующим художникам важна еще интеллектуальная атмосфера, складывающаяся вокруг их творчества.
К неблагоприятным последствиям ценовых скачков на аукционах следует отнести и еще одно. После рекордных продаж на художника может обрушиться вал заказов. Если обычно автор готовит к выставке, скажем, 5–10 работ, то тут «надо», предположим, 50. Надо так надо.
В этом случае появляется даже не соблазн, а необходимость привлечения к работе армии ассистентов. Это, в свою очередь, отражается на качестве. Дело даже не в ухудшении техники, хотя персонификация работы имеет свою ценность. Опаснее, что для генерации высоких объемов может просто не хватить идей. Так, например, через силу на заказ можно придумать и 100 анекдотов, вместо пяти обычных, приходящих по вдохновению, только они вряд ли будут смешными. В качестве примера можно вспомнить монстров американского поп-арта, когда под шквалом заказов они создали «фабрики» и «студии» с десятками помощников. Объемы возросли, а качество объективно упало. Не случайно сегодня особо высоко ценятся именно их ранние, самостоятельные вещи.
Надо отметить, что нелюбовь современных художников и дилеров к аукционам сильно осложняет жизнь частным инвесторам. Дело в том, что традиционная публикуемая статистика опирается на результаты именно аукционных продаж, а не галерейных. Поэтому выкладки artprice.com и других аналогичных ресурсов получаются не очень репрезентативными и лишь условно пригодными для принятия инвестиционных решений. То есть они отвечают преимущественно на вопрос, сколько теоретически может стоить произведение такого класса. Почерпнуть галерейную динамику из такой статистики нельзя, как и многое другое. Зато аукционные тенденции по художникам, давно котируемым на торгах (типа Дэмьена Херста), вполне можно оценить.
Справедливости ради отмечу, что критика аукционов со стороны галеристов базируется преимущественно на косвенных обвинениях. Аукцион в общем-то делает свое дело — зарабатывает комиссию, он не обязан заботиться об оправданности цен и педагогических функциях. Ограничиваете количество работ на рынке — получайте высокие цены, продаете спекулянтам — снова получайте высокие цены, не нравится непроверенная информация в каталоге — следите, чтобы была правильная. Интересно, что при всем критическом настрое галеристы сами внимательно следят за аукционными каталогами и итогами продаж, считая их важным источником рыночной информации.
